потырено у Черный*
Это была ничейная, черно-белая кошка. Раздувшееся брюхо свидетельствовало о том, что кошка скоро принесет потомство.
Дочка лавочника отрывала кусочки от кружка колбасы, лежащей на ее бутерброде, и скармливала животному. Кошка, проглотив колбасу, выгибала спинку, терлась о ее ноги и мяукала. Девочка гладила грязную шерсть и называла кошку Манькой.
- Машка! Машка, зараза, оглохла никак?- закричал лавочник, обращаясь к дочери, - А ну брось! Ишь чего удумала, блудную кошку колбасой кормить!
- Да оставь ты, - беззлобно сказала ему жена, ставя на стол горячий самовар, - Будет ругаться-то. Сейчас чай пить будем.
Лавочник буркнул что-то себе под нос. На улице было жарко, в комнате тоже, несмотря на открытые настежь двери и окна; гудели мухи, садились на хлеб и закуски. Лавочнику было муторно от выпитого днем самогона; он присел к столу и стал цедить себе темный чай. По правую руку от него сидела пришедшая в гости мельничиха.
- Да, не в пример люди злее стали, - покачав головой, продолжала прерванный разговор мельничиха. Лавочница предложила к чаю пряников и баранок, она коротко улыбнулась и поблагодарила.
- И то правда, - рассеянно отвечала лавочница, шумно прихлебывая из блюдечка чай, - На днях вон, я Софрону замечание сделала, так он меня так отругал, так отругал. И все словами бранными, по матушке посылал. А ведь тихий человек был, и что сорвался, словно пес цепной? Главное, я ему так ласково: что же ты, Софронушка – а он только кричит.
- А ты бы, матушка, не в свои дела не лезла, - ухмыльнулся лавочник, - И не досталось бы тогда.
- Ты еще посмейся, - укоризненно сказала ему жена.
- Да, злее стали, - снова повторила мельничиха, - Раньше, бывало, придут на мельницу, муки помолоть – добром приветствуют, шутки пошутят, побалагурят, и с добром уедут. А сейчас? Приехали недавно комсомольцы и давай кричать: «А ну, поживее, кулацкая твоя морда, шевелись!». Муж мой после таких слов день хмурый ходил.
- Бога не бояться! – заявила лавочница, - Потому и злые стали. Это мы с вами лишний раз слово бранное сказать боимся, а молодым все едино, - она махнула рукой, - Усовестить их некому.
- А вот намедни в церкви, - продолжала мельничиха, - Уж батюшка совестить их стал. Бога вы, говорит, забыли, опомнитесь, вы же сердцем ожесточились, хуже зверей, говорит, стали, образ божий потеряли. Неужто, говорит, нельзя по-человечьи? Потом с крестом вышел, все прикладываться стали, а мне стыдно крест целовать… а отчего, сама не знаю…
- Да уж, - вздохнула лавочница, - Пожалуй, только мы и остались. А другие и вправду, как звери.
Лавочник, пошатываясь, вышел из-за стола и чуть не наступил на кошку, которая поедала брошенный девочкой кусочек колбасы. Он посмотрел на кошку мутными глазами, потом, скривившись, резко и сильно подал ей сапогом под раздутый живот:
- А ну, брысь отсюда! Кому сказал – не давать колбасу кошке! Людям жрать нечего, а они кошек кормят, - и добавил со злобою:
- Тварь!